РЕДКОЗЕМЕЛЬНЫЕ МИНЕРАЛЫ И НОВАЯ ГЕОЭКОНОМИКА

Изображение: Vilius Kukanauskas/Pixabay

Мировое сообщество вступило в новую эпоху — эпоху гонки за критически важные минералы, ставшие стратегическим ресурсом для одновременного энергетического и цифрового перехода, переживаемого глобальной экономикой. Стремительный рост спроса на эти ресурсы усиливает ценовое давление и стимулирует масштабное освоение новых месторождений по всему миру. Для развивающихся стран этот процесс открывает не только возможности ускоренного экономического роста, но и порождает серьёзные риски. THE TENGE представляет перевод исследования Рабаха Арецки и Фредерика ван дер Плуга, посвящённого новой геоэкономической реальности, формирующейся вокруг критически важных минералов — ресурсов, без которых невозможно представить переход к чистой энергетике и цифровой экономике. Сегодня литий, кобальт, никель, медь и редкоземельные элементы становятся тем, чем нефть была для XX века: основой глобального роста, технологического прогресса и геополитического соперничества.

Авторы исследования подчёркивают: именно институциональное качество, а не объём природных богатств, определит, станет ли эта новая «минеральная эпоха» двигателем устойчивого развития или источником нового кризиса. Для развивающихся стран, обладающих значительными запасами критически важных минералов, открываются уникальные возможности — но и нарастают риски повторения старых ошибок, когда доходы от ресурсов не способствовали процветанию, а лишь усиливали зависимость и неравенство. Добыча критически важных минералов характеризуется значительной географической диверсификацией, однако ключевая проблема заключается не столько в местах их извлечения, сколько в структуре остаточной добычи — то есть в том, где сосредоточены объёмы, предназначенные для экспорта после удовлетворения внутреннего спроса. Именно экспортная составляющая определяет глобальные зависимости и баланс сил на рынке критически важных минералов.

Несмотря на то, что Китай, США и Европейский союз являются крупными производителями, их внутреннее потребление значительно превышает объёмы добычи. Это делает их зависимыми от поставок сырья из других стран, прежде всего из государств с богатой минеральной базой. К числу ключевых экспортёров относятся Австралия, Россия, Казахстан, Демократическая Республика Конго, Мозамбик, Чили, ЮАР и Зимбабве, то есть страны, которые оказались в центре внимания ведущих мировых держав, стремящихся обеспечить устойчивый доступ к стратегическим ресурсам.

География переработки и производства критически важных минералов демонстрирует ещё более выраженную концентрацию. Китай доминирует в переработке меди, никеля, кобальта, лития и редкоземельных элементов, оставаясь при этом лидером по добыче последних. Производственные центры распределены более равномерно: Чили и Перу занимают лидирующие позиции в добыче меди, Индонезия — в никеле, Демократическая Республика Конго — в кобальте, а Австралия и Чили — в литии. В то же время Китай удерживает исключительное положение в производстве технологий, связанных с энергетическим переходом: он является крупнейшим производителем оборудования для ветроэнергетики (как оффшорной, так и наземной), солнечных панелей, электромобилей, а также тепловых насосов и электролизеров, занимая долю в 40–45% мирового рынка.

На фоне растущего интереса к стратегическим ресурсам многие развивающиеся страны стремятся повысить свою долю добавленной стоимости. Так, некоторые из них, включая Зимбабве, предпринимают попытки координации своих действий и даже обсуждают создание «минеральных картелей» по аналогии с ОПЕК. Исторически подобные объединения возникали как ответ на несправедливое распределение выгод от добычи ресурсов, когда основная прибыль доставалась транснациональным компаниям и развитым экономикам. Однако, как показывает опыт ОПЕК, эффект от картелизации часто оказывается временным: развитые страны диверсифицируют поставки, находят новых производителей или разрабатывают технологические замены, как это произошло с синтетическим пальмовым и сланцевым маслами.

Оптимальным стратегическим направлением для развивающихся экономик является продвижение вверх по цепочке создания стоимости — от добычи сырья к его переработке и производству готовой продукции. Однако этот путь требует значительных инвестиций, технологического трансфера и институциональной стабильности. При этом риски картелизации остаются источником беспокойства для ведущих экономических центров, зависящих от импорта сырья. Тем не менее глобальные дисбалансы в распределении добычи со временем могут смягчиться: высокие цены на критически важные минералы неизбежно стимулируют геологоразведку, что приводит к открытию новых месторождений и расширению предложения. Характерным примером служит рынок лития, где после периода стремительного роста цен, вызванного опасениями дефицита, последовало их снижение на фоне активного расширения добычи и появления новых поставщиков.

Расширение добычи критически важных минералов, безусловно, открывает новые экономические перспективы, однако сопровождается серьёзными экологическими, медицинскими и социальными издержками. Горнодобывающая деятельность остаётся одним из наиболее ресурсоёмких и экологически опасных видов промышленности: она способна нанести непоправимый ущерб экосистемам, усугубить климатические изменения и спровоцировать гуманитарные кризисы в регионах добычи.

Производство критически важных минералов требует огромных объёмов воды, а слабые экологические стандарты и недостаточный контроль приводят к загрязнению водных ресурсов тяжёлыми металлами и химическими реагентами. По данным международных исследований, добыча лития и кобальта — ключевых элементов для аккумуляторных технологий — особенно сильно воздействует на водный баланс экосистем в Южной Америке и Центральной Африке. Вдобавок к этому сама горнодобывающая отрасль является источником значительных выбросов парниковых газов, что ставит под сомнение климатическую эффективность «зелёного перехода», основанного на интенсивном использовании таких минералов.

Не менее остро стоит вопрос социального и трудового воздействия. В странах с низким уровнем регулирования и слабой институциональной системой — таких как Демократическая Республика Конго — добыча кобальта и других редких элементов зачастую сопровождается нарушением трудовых прав, эксплуатацией и применением детского труда. Парадокс заключается в том, что несмотря на системные проблемы государственного управления и коррупции, ДРК остаётся одним из ключевых партнёров США и ЕС, стремящихся снизить зависимость от китайского доминирования в цепочках поставок критически важных минералов.

Эти экологические и социальные риски усугубляются эффектом так называемого принципа NIMBY (Not In My Backyard – «только не в моём дворе»), характерного для промышленно развитых стран. Развивая «зелёные» технологии у себя, они нередко перекладывают экологические издержки на развивающиеся экономики, где добываются необходимые ресурсы. В результате создаётся дисбаланс: экологическая устойчивость достигается в одних странах за счёт деградации окружающей среды в других.

В этой связи особая роль принадлежит транснациональным корпорациям, базирующимся в развитых странах. Именно они обладают возможностями и обязанностью внедрять строгие стандарты экологической, трудовой и социальной ответственности в странах добычи. Без этого «зелёный переход» рискует обернуться «грязным парадоксом» —  ситуацией, когда борьба с изменением климата усиливает экологические и социальные проблемы в наиболее уязвимых регионах мира. Если не будут предприняты решительные меры, последствия этой асимметрии неизбежно вызовут общественное недовольство и усиление социально-политической напряжённости в развивающихся странах, где сосредоточены ключевые ресурсы энергетического будущего.

Современная геополитическая реальность формирует новую архитектуру международных отношений, в которой развивающиеся страны оказываются в центре стратегического соперничества крупных держав. Этот сдвиг, однако, несёт не только экономические возможности, но и значительные политические риски. Возвращение так называемых «геополитических рент» — преимуществ, которые правители получают благодаря своему стратегическому положению и сотрудничеству с мировыми сверхдержавами, — может замедлить или даже обратить вспять процессы демократизации. В таких условиях политические лидеры получают стимулы укреплять личную власть, а не институты, что ослабляет механизмы подотчётности и прозрачности.

Характерным примером служит Демократическая Республика Конго, где правительство, несмотря на хронические проблемы государственного управления, коррупцию и нарушения прав человека, остаётся объектом активного внимания как Китая, так и США. Для этих держав важна не институциональная устойчивость партнёра, а доступ к ключевым ресурсам. Подобная ситуация чревата тем, что прибыль от критически важных минералов вновь не принесёт обществу ощутимых выгод, а будет использована узкой политической элитой. Это повторяет сценарий классического «ресурсного проклятия» — феномена, при котором страны, богатые природными ресурсами, демонстрируют худшие социально-экономические результаты, чем государства, лишённые подобных преимуществ.

Исторический опыт эксплуатации традиционных природных ресурсов наглядно показывает, какие ошибки следует избегать в эпоху критически важных минералов. Недостаток эффективного регулирования на национальном уровне нередко приводил к чрезмерной эксплуатации природных богатств, ухудшению экологической ситуации, перемещению местных сообществ и утрате биоразнообразия. Как показали исследования Элинор Остром, устойчивое управление ресурсами требует вовлечения самих пользователей — местных сообществ — в процессы принятия решений. Именно самоорганизующиеся системы управления могут стать основой устойчивого использования минеральных богатств и предотвратить повторение прошлых ошибок.

Международные инициативы, направленные на повышение прозрачности и ответственности, такие как Инициатива по обеспечению прозрачности в добывающей промышленности, сыграли определённую роль в формировании стандартов открытости. Однако их влияние ограничено: добровольный характер норм ESG (экология, социальная ответственность и корпоративное управление) делает их применение неравномерным, особенно в странах с низким уровнем институционального развития. Несмотря на то, что в развитых экономиках растёт общественное давление на бизнес в вопросах экологической ответственности, в развивающихся странах инвестиционные решения всё ещё часто определяются краткосрочной прибылью, а не устойчивыми принципами.

Для предотвращения «нового проклятия критически важных минералов» необходима выработка новой модели глобального управления. Такая модель должна учитывать взаимозависимости между экономическим ростом, миром, здоровьем, климатом и безопасностью, а также способствовать снижению фрагментации мира на геополитические блоки. В её основе должно лежать справедливое распределение выгод и обязательств, связанных с энергетическим и цифровым переходом.

Ключевым элементом новой архитектуры станет интернализация внешних эффектов — обеспечение того, чтобы экологические и социальные издержки добычи учитывались в мировой экономике. Это потребует эффективного международного режима передачи технологий, который позволит развивающимся странам не просто экспортировать сырьё, но и участвовать в цепочках создания добавленной стоимости. Важную роль при этом сыграют инструменты устойчивого финансирования — «зелёные», «природные» и «голубые» облигации, которые могут стать альтернативой непрозрачным ресурсно-обеспеченным займам.